Отрывок из книги Деяна Берича, "Когда говорят мертвые".

"Несчастье маленьких городов в том, что люди ограничены в передвижении, если у них нет машины, которая в данный момент была бы для них роскошью. В течение дня автобус ходит всего три-четыре раза до Белграда, но сейчас нет ни одного. Поезда скорее не идут, чем идут, значит, остается автостопом.
На этот раз время просто летело, так казалось Мики. Он посмотрел на часы. Пытался поймать машину уже около десяти минут, а как будто простоял несколько часов на одном месте. Мысли роялись у него в голове, и только одно желание: чтобы все было хорошо.
Как долго они ждали ребенка! Четыре долгих, слишком долгих года, и если сейчас что-то пойдет не так.. Он подумал, что покончит с собою, если случится что-то плохое. И тогда вспомнил Марию: «О, боже, какой же я дурак! Как должно быть ей сейчас? Наверное умирает от страха». От этих мыслей ему стало еще хуже. Мики посмотрел на дорогу: к нему приближался новенький "Мерседес". Он подумал, что не стоит его останавливать, но опять поднял большой палец, больше от отчаяния, чем от надежды, и был прав: черный "Мерседес" пролетел мимо него, не сбавляя скорости. Но через две-три секунды послышался скрип тормозов. Мики повернулся. "Мерседес" уже сдавал назад.
Мики сел на удобное сиденье и посмотрел на водителя. У него был ужасный шрам на лице, который проходил от нижней части подбородка к правому глазу. Он подумал: «Что могло так страшно изуродовать его?» Человек был крупный. Из-за его полного лица рубец казался еще шире.
– Куда едем, парень? – мужчина заговорил и шрам у него начал двигаться, расширяться и сжиматься с каждым произнесенным словом.
На него было неловко смотреть. Но Мики был очень благодарен за то, что тот остановился. Он посмотрел ему в лицо и сказал:
– Еду в Белград, но куда бы вы ни ехали, мне только до главной дороги.
– Мы не встречались раньше? – спросил он Мики.
Он глянул на него немного внимательнее, – бесполезно. У него была хорошая память на лица. Имена он забывал, но лица, – никогда. Лицо водителя немного напоминало кого-то, но Мики не мог вспомнить кого и откуда.
– Не знаю, друг, не сердись на меня, я бы точно этот шрам запомнил, если бы когда-то увидел.
– Я спрошу тебя о чем-то, а ты искренно ответь, – сказал человек со шрамом.
– Конечно.
– Был ли ты на войне в 93-ем?
Сейчас Мики чуть внимательнее оглядел машину. На зеркале висел флажок сплитского «Хайдука». «Вот беда, – подумал он. – Это один из тех, кто был тогда на хорватской стороне. Сейчас будут проблемы. И почему я встретил его именно сегодня? И как вообще он смог узнать меня за две секунды в машине? Наши взводы официально не существовали. Когда же он мог видеть меня и где?»
Мики уже подумал, что выскочит из машины на ходу, но передумал. Есть достаточно места, чтобы ударить его сбоку, но тут есть риск попасть в аварию. Раздумывал всего две секунды:
– Да, был.
– Диверсант? Разведчик-диверсант? – начал водитель. – Я Златко. Мы никогда официально не знакомились. И я был разведчиком, но с нашей стороны, со стороны Хорватии. У нас не было пленных. – Он грубо выругался матом и продолжил: – Друг, такая специальность, – что поделаешь?
– Так же было и у нас, брат. Если не было необходимости, мы старались не убивать людей зря, – ответил ему Мики, уже немного расслабившись.
Этот мат водителя означал, что и ему не было все ровно и что эта встреча будет лучше, чем ожидал Мики.
– Весной 93-ого мы столкнулись в Копачком Рите, – сказал Златко.
У Мики перед глазами с быстротой молнии начали пролетать картины единственной встречи с кем-то, кто мог видеть его лицо. Он вспомнил эту встречу: разведчики обнаружили два отряда хорватских лазутчиков и быстро решили убрать их, хотя тех было в два раза больше. Без слов поставили засаду. Это была слаженная команда полковника Крсмановича. Пятеро слева, трое справа рассредоточились так, чтобы не попасть в перекрестный огонь при стрельбе. В то же время двое положили несколько осколочных мин на дороге, по которой должны были пройти лазутчики. Спрятались. Запланированное время до встречи было десять минут.
Сидели тихо, а птицы по-прежнему пели вокруг них. Копачки Рит был наполнен жизнью, привычной жизнью, а они, которые должны были охранять эту природу, сейчас собираются убивать себе подобных. «Животные намного лучше людей, они убивают только когда голодные. Человек становится не животным, а самым страшным зверем, когда возникает необходимость», – Мики думал об этом, пока ждал хорватских разведчиков, которые должны были появиться с левой стороны. За спиной послышалось шуршание. Он дернулся, никто не двигался... Соловей, который до этого весело пел в кустах около них, внезапно умолк.
«О, Боже, разделились на две группы! Только бы не налетели на кого-нибудь из наших. Пропустим их вперед», – подумал он и еще крепче сжал автомат.
Сапог остановился в десяти сантиметрах от его лица. Счастье, что у них была отличная камуфляжная форма. Они были похожи на кучи сухих листьев. Обученный боец распознал бы их с такого расстояния, но для новичков они выглядели как ворох листьев. Если бы они были немного опытнее, задумались бы: откуда столько куч листьев посреди леса. Хорошо, что не задумались.
Сапог и дальше стоял около его головы. Лазутчики были достаточно тихими для новичков. Он смотрел через разрезы своей маски и видел, что одна группа пошла прямо на поставленные мины, – значит, будет бой. Автомат применить невозможно, если хорватский солдат не пройдет вперед, а останется на своем месте. Пули бы летели прямо на Зорана, поскольку несчастный расположился прямо между ними. Единственное решение – нож. Когда первая мина взорвется, нужно действовать быстро. Нож был на плече. Два танто ножа он получил от «Червонных беретов», но до сих пор не было в них необходимости, а сейчас другая ситуация, неудобная.
Он мог смотреть только прямо, и не видел группу с правой стороны, и не смел пошевелиться. Им нужно было быть очень быстрыми.
«Еще один шаг – и потянет нить, активирует мину. Новички идут втроем и очень близко. Хорошо, это уже на трое меньше», – подумал он.
Между тем, они остановились: что-то происходило справа. Страшно, когда нет возможности посмотреть, в чем дело. Мики видел, что они подают какие-то знаки, но не понимал их. Ситуация была настолько напряжена, что даже птицы и жучки почувствовали это: ни одна не слышалась. «Похоже, что у них есть, по крайней мере, один бывалый. Тишина его насторожила и заставила остановиться», – подумал он.
Старший смотрел направо и налево и распределял их. Почувствовал, что что-то не в порядке, но не знал что. Никто не двигался уже пол минуты. Для обычного человека это очень мало времени, но для опытного солдата – очень много. «Боже мой, какие терпеливые! Повернулись, чтобы идти назад – хорошо», – подумал Мики, – все пройдет без боя». Он не любил войну, не любил все то, что происходило. И когда он был там, где сейчас, то те, другие, всегда были лучше, чем он.
Они повернулись, чтобы двинуться назад, но один из них сделал шаг вперед и активировал мины, которые в один миг полетели вверх и взрывались на высоте груди. Части тела разлетались во все стороны, а осколки шуршали по листве и тупыми ударами врезались в столетние дубы.
В следующую секунду хорватский разведчик шагнул вперед. Все произошло очень быстро: те трое еще не успели упасть на землю, когда Мики выхватил нож с левого плеча и из лежачего положения вонзил его между ребер хорватскому солдату. Ужасное ощущение: нож порвал ткань, наткнулся на что-то твердое, вероятно, на кость, и продолжил путь к легким. Он быстро потянул нож назад, который вошел до конца в несчастного солдата. Слышалось, как воздух с шипением выходит из раны, которую он сделал. У него не было времени ни испугаться, ни подумать о том, что произошло. Годами позже это будет приходить ему во сне и заставлять дрожать от холода в жаркие дни.
В ту секунду, когда солдат падал, наступил кошмар..
Вторая группа была многочисленнее: девять человек налетело на их пятерку. Они начали сразу стрелять, и те не успели даже оглянуться, как уже были мертвы. Однако шестеро хорватских разведчиков задержались, и с ними завязался бой.
Они были недалеко, всего лишь в двадцати метрах от хорватов. Горан кричал им, чтобы вернулись назад, что они и делали при поддержке переменного огня. Мики оглянулся, но не увидел ни одного, ни другого Зорана. Ему было непонятно, как они погибли. Он предполагал, что их зацепили мины, и прикрывал следующую группу, которая возвращалась назад.
Хорваты, вдохновленные их отступлением, осторожно пошли вперед и тогда очутились в нескольких шагах от обоих Зоранов. Те начали стрелять из лежачего положения и покосили их всех. Они быстро вернулись. «Значит, они не погибли, а задержались, чтобы подождать неприятеля и прикрыть нам спины. Храбро и очень умно», – подумал Мики.
– Есть еще живые. Добейте их и уходим, у нас нет много времени. Они быстро придут сюда прикрывать отступление. Ждем вас на позиции «Два», – сказал Горан и показал на Мики и Свето.
Все переглянулись. У них были окровавленные руки, но они никогда не стреляли в беспомощных людей. Все с пониманием посмотрели на Свето и Мики и быстро пошли назад, довольные, что на этот раз обошлось без потерь. В лесу пахло порохом и кровью. Они никогда долго не задерживались: выполнив задание, быстро уходили с места действий. Свето вынул нож и опустился на колени рядом с раненым. Это уже не был хорватский разведчик, не был тот, который пару минут назад стрелял в них. Теперь это был раненный, обессиленный человек. У него была большая рана на шее, кровь стекала налево и направо, образовывая лужу вокруг головы несчастного.
– Брат, неужели хочешь ножом? – спросил его Мики.
– Молчи, дурак, если кому-нибудь скажешь, что я сделал – нам хана! – ответил Свето, схватил свою аптечку первой помощи, разрезал упаковку бинта и начал перевязывать рану на шее хорвата. – Что смотришь, идиот, если придут, нам конец! Эти два мои, а со своими ты делай что хочешь, – продолжил он.
Мики подошел к одному из раненых, но помочь ему было невозможно: ему осталось еще несколько вздохов. Мики только перевернул его на спину. Пошел к следующему, посмотрел на него: тот лежал на спине с двумя ранами в груди, страха в глазах у него не было, только ненависть и дерзость. Мики увидел в них желание: если бы тот мог двигаться, точно убил бы его, несмотря на то, что Мики спасал ему жизнь. Наверно, одна пуля зацепила его, пока он падал, и сделала большую борозду от подбородка до глаза. Присев около него, Мики придавил рану на груди – кровь потекла чистая без пузырьков. «Значит, огнестрельная – хорошо», – подумал Мики. Ножом, которым несколько минут тому назад забрал жизнь, теперь резал рубашку, чтобы спасти жизнь другому.
Мики наложил бинт на рану, из которой текла кровь, замотал ее быстро, на сколько мог, и залепил пластырем. Вторая рана была опаснее, в нижней части живота. Если пуля зацепила кишки, нет спасения: быстро умрет. Ему было жалко его, жалко человека, который и дальше смотрел на него с откровенным презрением и пробовал что-то сказать. Холодно-голубые глаза были страшными, как два глубоких озера, которые тянут на дно.
Да, это те самые глаза. Это человек, которому он спас жизнь в лесу тем осенним днем.
– Задумался, парень? Вижу по лицу, что вспомнил".

vk.com/id307623123?w=wall307623123_8252